Сыны Семаргла - Страница 114

114

Оставался лишь шрам на левой руке, тот который не излечил ощера, и который упорно не хотел пропадать и даже не бледнел. Однако наследник приметил и еще кое— что. Его камень в перстне, до этих пор тускло горящий кровавым светом стал меркнуть. Теперь он пылал не кроваво-красным, а белым светом с едва мелкими брызгами алого сияния. Когда же на пятнадцатый день лечения шрам на левой руке все же сдался и пропал с кожи, камень в перстень вновь засиял ярким белым светом.

Глава двадцать седьмая

К восьмому грудню, третьему осеннему месяцу, дружины под предводительством правителя и наследника подошли к Славграду. Во время пути шли частые и сильные дожди, дули ветра и поэтому приходилось частенько останавливаться в деревнях и малых городах, пережидая непогоду. Святозар под заботливыми взглядами отца, наставников и другов не только избавился от шрамов и бледноты, но, несмотря на дальнюю дорогу, отдохнул и отъелся так, что стал похож на прежнего наследника престола. За день до приезда к Славграду на землю восурскую выпал первый снег и пришел легкий морозец. Снег укрыл все кругом тонким, белым укрывалом, а где не успел укрыть, там лишь немного посеребрил. Правитель и наследник, вместе с наставниками и Стояном, ехавшие в начале колонны по полудню остановили лошадей на небольшом склоне и увидели впереди долину, Речной ветер, разбросанные на ней деревни, и на возвышении престольный Славград. Душа Святозара вся задрожала внутри от радости и умиления при виде мирного, родного и дорогого ему города. Он первый тронул Снежина, который словно ощущая взволнованное состояние хозяина, пошел быстрым шагом, а после даже не понукаемый, перешел вскачь.

— Стой, сынок, постой! — услышал позади себя наследник голос отца, да громкий свист Храбра. Но Святозар даже не оглянулся, он только пригнул голову ниже к коню и тихо шептал своему белому, красавцу жеребцу: «Скорей, скорей, скорей, Снежин!» А Снежин слышал этот тревожный шепот хозяина и не просто скакал, он летел по широким, деревенским улицам, по широким едва прикрытым белым снежком улицам Славграда. Мимо глаз наследника промелькнули не только дома деревень, не только распахнутые крепостные ворота и взволнованные лица воинов охранявших их, но даже дома, избы и лавки самого Славграда. Снежин перешел с галопа на шаг лишь на дворцовой площади, и уже более спокойной поступью подошел к дверям дворца, оные оказались закрытыми, и, остановившись подле, призывно заржал, точно сказал ему, хозяину: «Ну чего сидишь, беги, беги скорей! Тебя там уже заждались!» И Святозар услышал своего Снежина и верно, понял, что тот сказал. Он ласково провел по его белой, мокрой шее, спрыгнул вниз с седла, и, бросив уздечку, кинулся к дверям. Однако не успел наследник сделать и двух шагов, как двери распахнулись, и оттуда выскочил Тур, повзрослевший и помудревший, он бросился к старшему брату, к отцу и предку, и крепко… крепко его обнял, порывисто заглянул в лицо и с дрожью в голосе, выдохнул:

— Брат! Брат! Живой! Вернулся!

— Где, где Любава? — схватив брата за плечи и ретиво отстраняя его от себя, спросил Святозар — Святозарик! Любимый мой! — внезапно услышал наследник голос любимой, позади Тура, подле проема дверей. Святозар отодвинул от себя Тура и увидел Любаву. Высокая, белолицая, с темно-рыжими до пояса волосами, заплетенными в косу, с алыми губами, ярко— зелеными глазами, наполнившаяся материнством Любава была так прекрасна, что Святозар захлебнулся собственным дыханием, и точно ощутил исходящую от женщины его жизни любовь, свет и тепло. Любава обряженная в ярко-лазурный сарафан, с накинутым на плечи тонким, пуховым платком сияла такой женственной чистотой, что наследник, не мешкая, подскочил к ней, подхватил на руки, и, закружив, принялся осыпать поцелуями.

— Любава, Любава, Любава, — шептал он, каждый раз прикасаясь к коже ее лица губами.

— Святозарик, жизнь моя, — тихо прошептал в ответ Любава и заплакала.

— Ну, что ты, любимая, я ведь вернулся, живой и невредимый, — опуская ее на землю и не отводя от нее глаз, нежно молвил наследник.

— Где ты был Святозарик, в плену, что ли? — не прекращая плакать, поспрашала Любава и протянув руку, погладила его по левой щеке. — Какой худой, бледный… я так и думала, что ты в плен попал… И отец пошел тебя выручать… да… да… А он все скрывал, и Тур тоже… А что… что скрывать Святозарик, я ведь душой своей чувствовала, как тебе было больно и плохо. Все лето моя душа томилась. Все ты мне снился избитый и измученный, и из щеки твоей… — Любава по-любовно провела пальцами по коже на левой щеке и добавила, — и из щеки твоей кровь текла… Верно мучили, мучили тебя, любый мой….Что ж, это я…, — внезапно встрепенулась Любава, и утерла платком глаза. — Пойдем, пойдем скорей, я покажу тебе деток наших…. Любава схватила, любующегося ею, Святозара за кончики перст, и повлекла за собой. И только миг погодя наследник заметил на руке жены золотой, крученный, тонкий браслет, богато украшенный розовыми алмазами, дар царя гомозулей Гмура. Около дверей дворца уже теснились слуги Борщ, Сенич, Вячко, которые радостно улыбались при виде наследника и трепетно ему кивали. Святозар поздоровавшись со слугами, войдя во дворец, торопливо снял с себя куртик и шапку, отдал их Борщу, да поспешил вслед за Любавой в опочивальню. Любава крепко перехватила ладонь мужа, словно боялась, что он может вырваться и убежать, и торопилась показать, по ее мнению то, что было дорого им обоим, и что связывало их навсегда. Они миновали коридор, открыли дверь и вошли в покои, где теперь помимо их ложа стояли две небольшие люлечки укрытые сверху вроде шатра тонкими, прозрачными тканями, одна розового, другая голубого цвета. В опочивальне, около люлечек на невысоком сиденье со спинкой, укрытым легким ковром сидела няня Бажена, каковая увидев наследника, залилась слезами, всплеснула руками, и даже тяжело по-старушичьи всхлипнула.

114